На стыке Брестской и Гомельской областей находится самый большой в Европе комплекс верховых, переходных и низинных болот, сохранившихся в первозданном состоянии. Здесь полно клюквы, немного военного наследия и приключений — по самую шею. Если провалиться. А нет — так по колено точно. Мы во второй раз покорили Ольманские болота, пройдя их насквозь с востока на запад.
Болото

Много где упоминается, что Ольманские болота непроходимы и что тут даже тропинок нет — мол, все тут же затягивается травой и водой. Вранье. Болота проходимы вдоль и поперек, а тропинок (и даже почти проспектов) такое количество, что без местного жителя, навигатора или «чуйки» заблудиться очень просто.

Есть такой стереотип, что болото — это такая грязная лужа размером со средний поселок городского типа, которая не имеет дна и обязательно засасывает. Деревенские жители туда сбрасывают дохлый скот, всякая болотная нечисть засасывает путников, а ядовитые испарения распространяют лихорадку. И что ходить по болотам никак невозможно: ступил — провалился.

На самом деле, болото болоту рознь, и таких страшных черных дыр (их называют окнами) тут немного. Ольманские болота раскинулись на территории в 94 тысячи гектар — это ровно три Минска с промзонами.

На территории заказника выявлено 687 видов растений (12 видов занесены в Красную книгу Беларуси), установлено 26 видов млекопитающих. Видовой состав птиц представлен 151 видом (25 из них занесены в Красную книгу Беларуси). Особенно интересна для орнитологов вертлявая камышовка. Это единственный вид воробьиных птиц континентальной Европы, который занесен в Международную Красную книгу. Количество всемирной популяции этой птицы составляет 20 тысяч пар. Из них 13 тысяч пар, или 60% от общего количества, живут на болотах белорусского Полесья, в том числе в Ольманских болотах. Что такое 20 тысяч? Это очень мало. В одном только Минске обычных воробьев в несколько раз больше всей мировой популяции камышовки. Увидеть все это разнообразие живых существ непросто, но растительности вокруг — хоть отбавляй.

Болота большей частью представляют собой обширные заливные луга, покрытые тростником, травой, ягодниками и чахлыми деревцами, угнетенными собственной неполноценностью. Под ногами чавкает, чаще всего уровень зеленой каши доходит до щиколоток, поэтому люди, которых тут часто можно встретить, ходят в обычных резиновых сапогах до колена. Но мы на всякий случай запаслись высокими рыбацкими бахилами. И не зря: нет-нет да и проваливаешься почти по пояс. Зеленая масса держит крепко, но ощущения того, что тонешь, не возникает; вот только высвободить ноги из такого плена в одиночку непросто.

Сейчас, в ноябре, болотная каша подмерзла (ночью температура опускалась до минус 9), и первые несколько утренних часов ходить легче: ожидаешь, что ноги провалятся, ан нет: грунт более-менее держит. Тут и там на лужицах лежит лед.

Здесь немало островов — как правило, вытянутых холмов, поросших полноценным сосновым и березовым лесом. Такие гряды тянутся на сотни метров; по ним проложены тропинки. Чтобы по ним попасть из А в Б, приходится немало петлять, зато большей частью идешь посуху. Но палку-посох лучше не бросать: тут все начинается внезапно. Идешь по лесу — вдруг началось болото, бредешь по болоту — внезапно выходишь к лесу.

Водоемы

Воды здесь кругом полно — болота все же. Но есть и реки, и озера. Самая большая река — Ствига, она течет на север и впадает в Припять. Через Ствигу есть несколько мостов, но за много лет мосты частью разрушились, частью сгорели, частью сильно обветшали. И если в прошлом и позапрошлом году мы перебирались через Ствигу более-менее легко, то теперь половина участников похода предпочла переобуться в сапоги и перейти реку вброд: настолько мост стал шаток и валок.

Видимо, через пару лет один из пролетов окончательно рухнет в воду. Один из мостков через канал, который в прежние годы мы переходили свободно, в этом году сгорел, и мы в темноте и на него потратили немало времени.
Самые большие озера — Большое и Малое Засоминное, общей площадью около ста гектаров. Остальные несколько десятков озер не превышают пяти гектаров. Озера расположены среди болот, и хорошей дороги к ним нет: нужно пробиваться по тропкам и гатям через клюквенные кочки. Зато место очень живописное.

Это только на картах озера называются Засоминное, местные полешуки используют название «Соминое» и никак иначе. При этом и местный диалект искажает название, в результате чего получается озеро «Суминое». Деревню Ольманы называют Ольмани, украинское село Дроздынь именуют Дроздин, а про наш четырехдневный путь протяженностью около 70 км из деревни Букча правильно будет сказать «из Букче в Ольмани».

Военные

Через десяток лет после Второй мировой в Министерстве обороны приняли решение организовать в этих местах военный полигон. Несколько деревень пришлось бы для этого отселить. Понятное дело, население было против, неоднократно собирались митинги протеста. Дело дошло до того, что в шестидесятом в эти болота лично явился Машеров. Как волшебник, в вертолете. Вот только мороженого он не привез, но после его визита дело сдвинулось с мертвой точки. Выступающие сделали упор на то, что все еще жило острой раной в сердце каждого жителя, — на трагическую гибель их односельчан в годы Второй мировой.

Народу объяснили, что очень важно разместить тайный полигон здесь, в тылу, чтобы он был скрыт от противника высокими лесами и непроходимыми болотами. Ход оказался верным: скрепя сердце, люди уступили, и вскоре началось переселение. Полигон было намечено строить в Брестской области, — и поэтому деревни Мерлин, Храпунь, Рубрынь, Колки и некоторые хутора вскоре перестали существовать. Жители этих деревень перебирались по своему выбору в селения Гомельской и Ровненской областей. Чьи дома были получше, вояки разбирали, перевозили и складывали заново; хаты похуже уничтожались, а вместо них «потерпевшим» строили новые хоромы.

Полигон получил название «Мерлин» по имени одной из деревень. Здесь расставили отслужившие свой век бронетранспортеры, грузовики, танки, самолеты и проводили по ним учебные бомбометания с самолетов и стрельбы. Даже некоторое подобие взлетно-посадочной полосы имеется. Вот один из старых «шпионских» снимков:

А вот современный спутниковый взгляд на полигон:

Жители окрестных деревень вспоминают, как десятки лет назад тут то и дело стоял рев реактивных двигателей самолетов. Есть байка о последнем герое боевика — бронетранспортере, экипаж которого не пожелал эвакуироваться и продолжает разъезжать по лесам и болотам, сливая по ночам солярку с тракторов. А еще, ходят слухи, тут испытывали ядерное оружие, из-за чего местность тут заражена радиацией и нередко рождаются дети с патологией.

Что касается радиации, то это правда: у въездов в лес вокруг автодороги Житковичи — Дзержинск можно заметить предупреждающие таблички с характерным желто-красным треугольником. Карта радиационного заражения показывает, что количество цезия-137 достигает тут 5 кюри на квадратный километр. Но на полигоне давно уже ничего не взрывается, технику-мишени растащили, и лишь изредка тут появляются военные, которые на пару с пограничниками занимаются тем, что отлавливают нелегалов с Украины.

Клюква

Жители окрестных деревень с лета и до поздней осени приходят сюда собирать ягоды — чернику, бруснику, клюкву. За клюквой чаще всего. Много ли можно заработать на клюкве? Немало, если честно. Говорят, семья может заработать до 20 тысяч долларов за «сезон охоты». Два года назад клюкву тут принимали по доллару за килограмм (меряют именно килограммами, а не литрами). В прошлом году собранную в Дулебских болотах Могилевской области принимали по 9 500 рублей за кило, когда доллар стоил около трех тысяч. Сейчас на ольманскую клюкву расценки такие: в Дзержинске, Букче, Житковичах (Гомельская область) — 18 000 рублей за кило, в Ольманах (Брестская область) — 20 000 рублей; примерно столько же можно выручить и на Украине. Опытный сборщик за световой день (а сейчас, в ноябре, благо что снега пока нет, он длится с 8 утра до 6 вечера) может собрать несколько десятков кило ягод. А это полторы тысячи долларов в месяц. И клюквы тут хватает на всех и даже остается до весны.

Мы засекли время, которое ушло на то, чтобы один из нас наполнил полуторалитровый армейский котелок клюквой: ушло полтора часа на не самом ягодном месте. Словом, скорость сбора бродячим туристом — около трех долларов в час.

Кстати, жителям около десятка украинских деревень, которые находятся вблизи границы с Беларусью, с 6 июля 2011 года по решению президента Беларуси Александра Лукашенко разрешено собирать лесные ягоды и грибы на белорусской территории. Для того чтобы украинские жители могли собирать ягоду, на границе созданы временные пункты упрощенного пропуска «Дроздынь» и «Познань». Собственно, многие украинские жители — это отселенные с места нынешнего полигона и их дети. Между прочим, и клюква тут часто зараженная: иногда до тысячи беккерелей на килограмм при норме всего в 185 беккерелей. Но местные жители говорят, что на радиацию проверяют лишь чернику, и то не всегда.

Люди на болоте

То и дело тут встречаются следы пребывания и проживания людей. Не говоря уже о мусоре, который разбросан вдоль лесных дорог, тут можно увидеть и другие следы оседлой жизни. Сборщики клюквы приезжают в лес и устраивают лагеря: строят навесы из жердей и бревен, укрывают их целлофаном и дерном. Некоторые жилища попроще, некоторые более капитальные: развел перед навесом костер — и в таком шалаше можно ночевать даже в холодные ночи. А тут, на болотах, уже с конца августа начинаются заморозки. Зато днем погода держится хорошая: до десяти градусов тепла, — и не холодно, и не жарко по болотам прыгать. Словом, живут в таких лагерях и горя не знают.

Воду берут тут же. Не из болота, разумеется, а из колодца. На краю острова копают ямку глубиной около полуметра — и вскоре там скапливается желтоватая, но все же чистая вода, которую можно пить даже без кипячения. У нее характерный болотный запах, а вот вкус, наоборот, почти нейтральный. Так что если в лесу среди болот видишь следы долгого пребывания людей, — обязательно поблизости найдется и колодец. Бывает, правда, что он долго не используется и зарастает, и тогда его найти непросто. Один из таких колодцев я нашел, провалившись в него с ходу по пояс. Ничего, через пару часов вода уже успокоилась и весь мусор плавно осел на дно.

Продукты привозят на велосипедах, на них же потом увозят собранную клюкву. Для этого в самых заболоченных местах на болото вытаскивают жерди и устраивают из них некоторое подобие гати: можно и самому пройти, и груженый транспорт провести. Иногда встречается гать не из жердей, а из бревен, которые укладывают поперек тропы, — получается длинный, прочный и удобный для ходьбы даже в темноте настил.

А кое-где можно встретить «трехколейную» гать: болото пересекают три ряда жердей.

Так сделано, чтобы по ним мог проехать каракат — вездеход на тонкостенных пневматиках, проще говоря — на больших колесах с малым давлением на грунт. Их выпускают некоторые российские компании, но здесь чаще встречаются самодельные, сделанные из мотоциклов. Тянет хорошо, груза берет много, да еще может и по чистому болоту, без гати, ехать — прямо по квашне из воды и кочек.

С окончанием клюквенного сезона люди покидают свои лагеря и возвращаются домой. При этом они оставляют небольшие запасы продуктов — картошку, крупы, соль. Ведь тут ходят не только клюквенники, но и охотники, и туристы, и пограничники. Правда, последние три категории даже в совокупности немногочисленны, но тем и интереснее: три дня идешь по прямой — и ни разу человека не встретишь. От этого поход приобретает особенную привлекательность: любоваться природой хорошо, когда вокруг природа, а не толпы охотников за магнитиками.

Александр Лычавко